Из житейских анекдотов (короткие истории из прошлой жизни)
Эти заметки были написаны в разное время, частью в 2000-м году. Даты позднейших добавлений указаны при соответствующих абзацах.
Мне было лет шесть, когда я спросил отца: «Кто такой Марксэнгельс?». ведь по радио это «слово» я очень часто слышал, много раз в день повторялось: «учение Марксаэнгельса». (После войны говорилось: «Учение Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина», а после разоблачения «культа личности» - «Учение Маркса-Энгельса-Ленина», чаще же – «Учение Маркса-Ленина»: Энгельс попал в нечет; то же выпало на долю его портретов: вешали Маркса и Ленина – легко было соблюсти симметрию, при трех портретах это не получалось). На мой вопрос отец ответил сдержанно: «Это два разных человека, ты о них еще узнаешь».
Помню, в мой первый школьный год, во втором классе это было, учитель рисования предложил нам сделать рисунок "на свободную тему" - кто что хочет, пусть и нарисует. И я попытался нарисовать магазин "Старая книга" - таких тогда было несколько на Литейном, они еще долго и в послевоенные годы сохранялись. Мама меня туда часто водила в поисках литературы для себя и для меня. До войны был еще замечательный книжный развал у Кузнечного рынка - там мама однажды присмотрела два тома дореволюционной "Детской энциклопедии"; позже мы с ней понемногу собрали почти все 12 томов - завершить комплект я смог уже только после войны. Долго эта детская энциклопедия была моим любимым чтением.
Сюда же - в связи с этой энциклопедией - воспоминание, отражающее дух этого предвоенного времени. В домашних разговорах я услышал, что третий том детской энциклопедии "изъят", вероятно, потому, что там положительно представлен древний Рим.
На Загородном, недалеко от Пяти углов тоже был магазин старой книги, мы с мамой туда зашли, и она спросила про третий том детской энциклопедии. "Но он же изъят" - с умным видом вмешался я. Мама резко взяла меня за руку и молча быстро вышла со мной из магазина – к моему недоумению и обиде. Я же тогда ничего не понимал. Не помню, где она потом нашла этот третий том – изъят он не был.
Помню, как напряженно слушали родители радиопередачи о процессах 1937-го года и как кто-то из родственников (родители при мне молчали, чтобы я их невольно не заложил) неосторожно рассказал свежий анекдот: «Как живешь? – Как в автобусе: трясусь и жду очереди сесть».
Помню длиннющие очереди перед магазинами, когда, после захвата Прибалтики, появились в продаже «эстонские яйца».
.
Не то в 3-м, не то в 4-м классе (а может быть, и во втором?) решили перенести соцсоревнование и в школу. Должны были «соревноваться» звенья одного класса (быть может, было и что-то межклассное, но не запечатлелось). И как же мы, помню, радовались каждой неудаче «соперника». Когда проверяли «диктанты», то каждую обнаруживаемую учителем ошибку – «у них» – переживали с восторгом. В войну это остроумное начинание, вероятно, заглохло и не возобновлялось.
22.07.2011
После «Пакта о ненападении» текст главы о Германии в школьных учебниках по географии изменился. Прежде было что-то вроде «В 1933-м году установилась фашистская диктатура» и т.п. с сильными словами в адрес фашистов. Такой учебник, 1938, был у моего соседа по парте и осенью 1941-го (в 5-м классе школы в Куйбышеве) сосед очень хвастался этим текстом. Потому что в моем учебнике, издания 1940-го года, стояло только (помню дословно): «В 1933 году к власти пришли национал-социалисты».
27.09.2012
Начало войны застало нас на даче в Сиверской. Через несколько дней случилось оказаться на железнодорожной станции. Длинный эшелон из товарных вагонов, он должен был увезти мобилизованных в армию мужчин. Первое военное воспоминание: эшелон, красные, бесформенные как квашня, опухшие от слез лица провожающих женщин, и – вой, почти ровный, потому что голосили – все.
10.04.2012
Разбирая бумаги вспомнил время в Куйбышеве с Маней [сестрой мамы] - и увидел и наш тамошний адрес: Ленская ул., д. 59, кв. 6. «Домом» 59 был обозначен довольно длинный двор, в глубину которого уходили избы - каждая числилась как «квартира». Наша изба была последней. Напротив, наискосок - еще дальше от улицы, почти на краю, дальше был огород, стоял большой сарай, односкатная крыша была обращена низкой стороной в сторону двора. Рядом с сараем стояла будка - «туалет». Зимой из очка вырастала громадная куча замерзших фекалий, на которую надо было громоздиться.
Зима была холодная (помню, однажды говорили, что мороз - минус 52!), снега перед сараем и позади него было взрослому по пояс. Один мальчишка проявил инициативу - прыгать с крыши сарая в снег - метра два с половиной надо было лететь. Я, чтобы не отставать, тоже один раз прыгнул, но удовольствия не получил, хотя был рад, что решился.
Фамилия наших хозяев была Ястребовские, у них уже были взрослые дочери, одна из которых, старшая, Федорова, кажется, Галина Ивановна, была замужем за каким-то офицером где-то в Сибири, потом она с сыном Альбертом, на год младше меня, явилась в дом к родителям, и стало теснее. Младшая дочь прибыла в день, когда папа нас уже увозил.
Хозяйка, тогда она казалась мне совсем старухой, когда ворчала по какому-нибудь поводу, всегда восклицала: «К жидам!». Старик Ястребовский, симпатичный человек с седыми усами, учил меня добывать огонь с помощью кремня, кресала и фитиля. (Спички же были дефицитом!) Искры-то я высекал, но заставить затлеть фитиль так тогда и не научился.
Каким-то днем, наверно, летом 1943-го, через Москву провели нескончаемые колонны – 60 тысяч человек – пленных немцев, и все мы глазели. Везде – и еще в Куйбышеве, и в Москве – были выставки трофейной немецкой техники, и мы, мальчишки, везде по ней лазали.
***
В 1952 году оставить меня в аспирантуре по окончании химфака было невозможно (как сформулировал С. М. Ария, «группа крови не подходит»), и в феврале 1953 я отправился в качестве химика-аналитика Карабугазской геолого-разведочной партии в Туркменскую ССР. Впрочем, это был север республики - Бекдаш, Омар-Ата и Сартас, три посёлка, километров 250 наверх от Красноводска - и жили там преимущественно казахи. В первый или второй день по прибытии - работы ещё не было, ждали начальника партии М. Ю. Гаркави (он и нанимал нас в Ленинграде) - буровой мастер Васька Мансветов (яркий мужик был) подвыпил и собрался «бить чучмеков». Его быстро заперли в кутузку. Я решил, что нужно выручать товарища и двинулся в Сартас (главный посёлок) к начальнику милиции. Тот сидел в кабинете в белой рубахе - в доме было тепло, поглядел на меня и спросил: «Какая главная обязанность советского человека?» - «Ну, - промямлил я, - хорошо работать» (формулы «самоотверженно трудиться на благо народа» я не усвоил). Начальник назидательно поднял палец и объяснил молокососу: «Помогать органам». Ваську он вскоре отпустил.
* * *
К новому, 1954 году я смог вернуться в Ленинград и уже в конце февраля поступить в ЦНИИ Технологии судостроения, значившийся тогда как п/я 609. Довольно быстро освоился и начал между делом по зарубежным журналам писать в институтские сборники рефераты про борьбу с коррозией судов. Редактором издания был Иван Иванович Бобров, заслуженный корабел, от которого можно было услышать что-нибудь вроде: «Этот приём я с успехом применил в Керчи в 1910-м году». Однажды он пригласил меня, чтобы что-то дополнить в реферате. Усвоив задачу, я собрался прочь: «Тогда я пошёл в первое отделение». «Молодой человек, - остановил он меня. - В первый отдел. Отделение было третье». Я поделился со своим одноклассником, археологом, и вскоре услышал эту историю с другими действующими лицами.
25.09.2014:
Заодно еще об этом первом отделе. Однажды меня туда пригласили: мне адресован некий документ. Оказалось, что это фотокопия статьи из какого-то американского технического журнала. В статье была описана морская станция для коррозионных испытаний, уже не помню, где расположенная. Ни следа секретной информации в этом описании не было. Я спросил с недоумением у заместителя начальника отдела, Евгений Васильевич Искра его звали, он-то и адресовал мне этот документ, «что же здесь секретного?!» Он объяснил – источник, из которого статья получена. Начитавшись разоблачений 90-х годов, я думаю теперь, что и тогда, в 1950-х, разведка могла халтурить и пускать начальству пыль в глаза.
Еще к тогдашнему. Этот же Е. В. Искра, он был лет на 20 старше меня, однажды увидел, что я, сидя в трамвае по дороге на работу, что-то пишу. (Возможно, я тогда работал над отчетом, а может быть и над какой-то статьей по истории химии, не знаю уже). Он и виду не подал, что он меня вообще заметил, но уже в институте остановил меня и сказал: не стоит писать в трамвае, это может вызвать неприятные последствия. Он, в отличие от меня, в этих вещах разбирался и явно знал и понимал, что к чему – сын сталинской эпохи.
***
С лета 1958 я перешёл в Гипроникель, в «Лабораторию высоких давлений», возглавлявшуюся тогда Н. А. Белозерским. «Его подлецы боятся», - говорили о нём со страхом. Но речь сейчас не о нём, а об его тогдашнем заместителе, вечно пьяном П. Н. Кудрявцеве, которого не уважали и за глаза называли Пашкой. Этот любил обходить лабораторию и отмечать непорядки. Однажды он заметил, что в банке с натрием отдельные куски выступают из жидкости [керосина]. «Гм, - сказал он, - воды долить надо». - «Пал Николаич, так это же натрий!» - «А вы осторожно». В конце концов из соображений безопасности его перевели в проектную часть. Что он там делал, мне неизвестно.
***
С проектной частью я был связан главным образом через Льва Александровича Маковецкого - благородный человек, светлая ему память. В частности, Л. А., будучи заместителем директора ГИПХа по проектной части и фактическим участником одной работы, представленной на сталинскую премию, потребовал, чтобы его вычеркнули из наградного списка, когда узнал, что в список не включили одного из главных работников (еврея, это был 1951-й год). Так оба этих человека лауреатами и не стали. В конце концов Л. А. рассорился с руководством Минхимпрома и ушёл на вдвое меньший оклад в Технический отдел Гипроникеля.
Начальником техотдела долгие годы состоял Н. Ф. Успенский, «пасмурная личность» по определению Л. А. Пишу о нём лишь потому, что он поучал подчинённых: «Бумага - что вошь: если её вовремя не задавишь, она тебя заест». Очень точное руководство к выживанию в бюрократической системе.
Л. А. рассказывал много интересного, но весёлого мало. Так, он вспоминал, как он году в 38-м должен был пускать производство чего-то (то ли синильной кислоты, то ли ещё худшего, не могу вспомнить), а за ним по пятам ходил нквдшник в поисках саботажа. Наконец Л. А. взорвался: «Если при пуске у меня не получится, вот тогда и арестовывайте. А сейчас идите вон и не мешайте работать!» Это помогло.
(Отца его, профессора А. Е. Маковецкого, в ежовщину посадили за то, что на собрании он вступился за коллегу, названного «врагом народа». Отец оказался «несознательным» - отказался подписать обвинение себе - и попал поэтому под бериевское освобождение 1938 года. Но здоровье его было уже подорвано, и через год он умер [Биографическая справка - но без этих сведений (цензура не пропускала) - есть в книге: А. Я. Кипнис, «Развитие химической термодинамики в России», М.-Л., «Наука», 1964, стр. 328]).
Ещё Л. А. рассказывал, как перед войной ГИПХ получил от военного ведомства заказ ра производство абсолютно безводного хлористого цинка. Получение такого продукта было нереалистично (ZnCl2 крайне гигроскопичен, и удаление последних следов воды стоило бы безумных усилий). Л. А. поехал в Москву к заказчикам сообщать, что заказ невыполним. Спрашивает - а для чего вам такой продукт. Оказалось, растворять в воде и раствором что-то пропитывать. А безводность - для упрощения транспортировки. С трудом удалось убедить, что технические условия должны быть изменены. Иначе кончилось бы плохо.
[Тогдашний анекдот (сам слышал на семейной встрече этих лет): «Как живёшь?» - «Живу как в автобусе: трясусь и жду очереди сесть»].
В блокаду Л. А., голодный и холодный, должен был ходить в Смольный отчитываться о работе института, а функционер уплетал перед ним бутерброды с красной рыбой - и ни разу не угостил. Так что не любить «этих жопорылов» у него было много оснований.
И последняя из его историй - если и придумано, то очень правдоподобно. В 30-х годах известный тода бас, народный артист Батурин был в Париже и напросился к Шаляпину продемострировать своё искусство. Шаляпин послушал пение Батурина и обнял его: «Ну, спасибо, голубчик! Удружил! Так им и надо!»
***
Только что (при отце Л. А.) я упомянул о цензуре. По ассоциации - несколько эпизодов на эти темы.
Работая над историей химической термодинамики в России я натолкнулся на интересную статью В. А. Суходского из С.Петербургского Политехнического института. В начале 50-х (к 50-летию Политеха) был издан справочник - библиография публикаций сотрудников института. Ну, думаю, сейчас я разом все работы Суходского найду. Увы, это имя в справочнике отсутствовало. По дурости я удивился недосмотру составителей, просмотрел в Публичке 10 погонных метров пыльных Известий СПб. Политехнического института, нашел все статьи Суходского и написал о них соответствующий абзац. Несколько позже, готовя к печати книгу, а в ней - биографические справки о деятелях отечественной химической термодинамики, я случайно услышал (от Белозерского!), что Суходский ещё живёт в Ленинграде. Узнав адрес и телефон напросился на визит. Вскоре от старика (род.1884) пришла краткая автобиография, в которой между прочим стояло (пишу по памяти): В 1938 по ложному обвинению был арестован. В заключении занимался разными предметами - люминофорами, сухими элементами, заведовал аналитической лабораторией и др. В 1954 г. полностью реабилитирован. Только теперь до меня дошло, почему его имени нет в библиографическом справочнике! Автобиографию я включил в текст без изменений - это был конец 1963 года, «вегетарианское время». Но в вёрстке прочёл: «С 1938 по 1954 год занимался разными предметами - люминофорами, сухими элементами, заведовал аналитической лабораторией и др.». Я к редактору (Издательство АН СССР, с 1964 - «Наука»). «Э, голубчик, если бы мы о каждой реабилитации писали, больше ни на что места не хватило бы!»
Другой случай из совсем мирной области. Как большинство мальчишек я собирал марки. В 1939 мне подарили только что вышедшую большую серию «Народы СССР», штук 40 марок, по числу союзных и автономных республик, а также автономных областей и округов (слово «автономный» означало национальный). После войны по инерции я ещё продолжал понемножку коллекционирование и купил каталог (прейскурант) всех советских марок, кажется, 1950 года издания. Марки «Татары Крыма», «Немцы Поволжья», «Калмыки» ... упомянуты не были. А в альбоме они оставались! Причина этих пропусков стала мне понятна тоже только в 60-х годах.
К слову. В. Ф. Дроздов рассказывал, что в 1944 их дивизия находилась в Крыму - и вдруг однажды ночью через их расположение по дороге двинулись полчища крыс. Большой кот сидел на бочке с бензином и истошно вопил, а живая лента обтекала бочку с двух сторон. Крысы уходили от человеческого горя: в эту ночь депортировали татар Крыма.
Последняя из «цензурных» историй (1955). В одном из сборников института (п/я 609) в выходных данных на обороте титульного листа в слове «Ленинград» была пропущена буква «р». Редактора сборника уволили с работы. В предыдущую эпоху это был бы верный арест.
Сюда же ещё одна подробность. Году в 1961 мне было велено ознакомиться в первом отделе с главлитовским «Списком сведений, не разрешённых к публикации в открытой печати». Эту толстую, страниц на 500, книгу я читать не стал (был слишком аполитичен и занят своей наукой), но пролистал. Запомнилось, что тайной были объявлены информация об авариях и стихийных бедствиях и сведения о численности населения в Крыму, Приморском крае и ещё где-то.
В связи с «охраной государственных тайн в печати» - еще одна деталь, знакомая всем тогдашним (50-е - 70-е годы) туристам: выпускавшиеся в продажу туристские картв были непригодны для использования. Они искажали действительность, все расстояния были изменены, речки, озера, дороги были показаны не там, где они находились на местности. Смысл этого был тем более непонятен, что уже начали летать спутники-шпионы, которые давали предполагаемому противнику точное расположение всех этих (и конечно многих других) объектов. Как-то я обсуждал эту загадку с одним талантливым молодым человеком (не хочу называть его имени, потому что он сейчас живет и работает в России). Он видел только одно объяснение: общедоступные карты искажены на случай войны государства с собственным народом. Правдоподобно!
21.09.2012. Закон об охране государственных тайн в печати был нужен не только собственно цензуре. В 1974-м году Белозерский и Аникеев (это был парторг лаборатории) написали на меня донос в КГБ о том, что я, якобы, разгласил в печати секретные сведения - опубликовал в 1962 году в печати статью "К кинетике синтеза карбонила никеля в кипящем слое". Дело было в том, что процесс получения карбонила никеля в кипящем слое, который мы разработали в течение 1960-1968 и потом довели до рабочего проекта опытно-промышленной установки, был с самого начала засекречен. К счастью, дело попало на экспертизу к Л. А. Маковецкому (он мне позже потом об этом и рассказал доверительно). Он доказал, что в названной статье речь шла о проверке данных опубликованного английского патента, разглашения секретв в ней не содержится. Дело закрыли без последствий для меня. Времена были уже не те сталинские, в которых сложились нравы моих доносчиков.
27.10.2014
Анна Ахматова была похоронена в марте 1966 на Комаровском кладбище. Зимой того же года я пришел на лыжах из Солнечного на это кладбище (там много достойных людей лежит) и увидел надгробный памятник: серый гранитный прямоугольник, как тюремная стена с маленьким окошком в верхнем левом углу. Вероятно, такое впечатление возникло не только у меня: когда я через год пришел туда снова, то увидел вместо окошка барельефный портрет Ахматовой. Надгробье стало тривиальным и больше не вызывало «нежелательных ассоциаций».
10.10.2012
Году примерно в 1966-м «Литературная газета» – орган Союза советских писателей – была преобразована: она стала выходить не три раза в неделю (по 4 страницы, как остальные газеты) а один, но зато на 16 страницах. Не знаю, кто пустил тогда эпиграмму:
Наш усталый старый орган
так измучен, так издерган,
что ему и в самом деле
трудно трижды на неделе.
Надо признать, что под руководством умной сволочи А. Чаковского «Литературная газета стала одной из интереснейших. Впрочем, конечно, в допустимых пределах. Помню большую, на целую страницу, статью какого-то наемного убийцы пера, скорее всего, Н. Яковлева, под названием «Продавшийся» – по поводу высылки Солженицына. Когда я рассказал об этой статье Сене Плоткину, однокласснику сына, он откликнулся: Продавшийся – это название или подпись?
***
Этот анекдот рассказал Александр Леонович Ротинян (1913-1991), до 1960 года работавший в Гипроникеле Заместителем директора по научной части и по совместительству профессором Ленинградского Технологического института им. Ленсовета (когда совместительство запретили, он перешёл в ЛТИ и почти до конца жизни возглавлял там кафедру электрохимии). Если на самом деле было и не совсем так, всё равно выглядит правдоподобно:
Корейского аспиранта Кима поселили в студенческом общежитии ЛТИ, чтобы он скорее освоил язык и вообще привык к жизни в СССР. В столовой (в подвальном этаже главного здания Техноложки) к нему за стол подсаживается аспирантка той же кафедры. «Здравствуйте, Ким». - (Обрадованно) «Здравствуйте, Лена» (или Таня, или...имя не играет роли). –«Как дела?» – «Ху%во». - (Растерянно) «Извините, как-как?» Ким повторяет свой ответ по складам. За соседним столом слушают с интересом.... С тех пор в течение нескольких лет в Техноложке на вопрос «Как дела?» любили отвечать «Как у Кима».
***
23.07.2006
В последние военные годы и довольно долго после войны был у нас на Разъезжей сосед, Василий Федорович Аникиев, кораблестроитель по профессии. В блокаду он женился на заведующей булочной; это спасло его от голодной смерти, но, по моему впечатлению, погубило семейную жизнь. Часто случались громкие скандалы, однажды он вошел к нам задыхаясь, переведя дух произнес: «Вот, Алик, никогда не женись!» (Я тогда был еще школьником, но совет его запомнил - однако не сумел им воспользоваться. Но это другая тема). Вообще же человек он был умный, и высказывался обычно точно и по существу. Однажды дед похвастался, что Сережка пошел (месяцев 11 ему тогда было). «Скоро теперь в школу пойдет», ответил В.Ф. Так и получилось: когда смотришь назад, кажется - не успели оглянуться, а он уже школу заканчивает. Другое воспоминание: после затяжных майских праздников (к 1-2 мая добавились после суббота и воскресенье) моется он утром на кухне. «Что, Василий Федорович, кончились праздники», приветствовал я его. -«И слава богу, что кончились!» - с сердцем. Однажды, я тогда учился в 10-м классе и размышлял о смысле жизни (возрастное!) услышал его рассуждение: «8 часов в сутки человек спит, 8 - работает. Когда же жить то?!» Думаю, он сам был не вполне убежден в правильности этой философии. Помню, году в 1957 прибыл из Николаева и ночевал у него главный строитель не знаю уже какого проекта (Нафталевич или как-то похоже, я с ним сталкивался в Николаеве, когда занимался монтажем протекторов на эсминце) и В.Ф.с ним что-то обсуждал. Много лет спустя я узнал из некролога в «Ленинградской правде», что он вырос до главного конструктора ЦКБ-53 (на Ждановском заводе, проектировали миноносцы) был награжден в том числе званием «Герой социалистического труда». Работать, мне кажется, он умел, одного членства в партии было бы для такого роста недостаточно.
А вспомнил я об этом человеке как раз из-за его слов, что 8 часов работы в день в жизнь не входят. И ведь многие так думают!