Памяти Нины
Нина была основоположником этого сайта - без ее идей и ее настойчивости нашей семейной веб-страницы просто не было бы.
И поэтому именно здесь мы помещаем немногие строки об ее жизни и ее личности.
Нина Федоровна Михайлова родилась 5-го февраля 1937 в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург).
Отец - Федор Георгиевич Михайлов (1906-1989), член ВКП(б) с 1924 года («старый большевик Ленинского призыва», как это тогда называли), казак по происхождению и шофер по профессии; во время блокады он работал начальником колонны на «Дороге жизни», проходившей по льду Ладожского озера. Нина сохраняла для сына книгу о дороге жизни с фотографией ее отца. После войны он долго работал мастером в 34-м автотранспортном предприятии.
Родителям было не до детей, воспитывала Нину «бабуся», Ирина Тимофеевна Федорова (1874-1957), по рассказам Нины, совершенно незаурядный человек; с фотопортрета конца19-го или начала 20-го века смотрит выразительное лицо необычайной красоты.
Буквально с первых лет жизни Нине были привиты трудолюбие, чувство долга, потребность помочь слабому и крайняя чистоплотность, физическая и нравственная.
Нине было 4 года, когда ей пришлось узнать, что такое война. Ее любимый старший брат «Генка» (Геннадий Александрович Рудов, потом Александров - в соответствии с фамилиями предыдущих мужей матери) в 17 лет ушел в армию и погиб осенью 1943-го на Ленинградском фронте. Блокада принесла холод, голод и тьму, Нина до конца жизни не могла об этом говорить. Детей (был еще брат Анатолий, на полтора года старше Нины), да и всю семью спасла бабуся, которая сумела организовать жизнь (точнее, выживание) в нечеловеческих условиях. Война оставила вечные рубцы и в здоровье и в психике. Так, Нина просто была не в состоянии видеть голодного человека и старалась накормить, чем могла, любого, кто приходил.
В 1944 Нина пошла в школу. (Фотография сделана после седьмого класса).
Со многими одноклассницами ее связывала дружба, которая сохранялась до конца жизни. В 2004 году они вместе праздновали 50-летие окончания школы.
В начальных классах школы Нина училась очень хорошо, несмотря на то, что часто и подолгу болела. Ее похвальные грамоты тех лет «За отличные успехи и примерное поведение», с ликами Ленина и Сталина в верхних углах листа, к сожалению, не сохранились. В старших классах успеваемость стала хуже - появилось множество других занятий, и Нина ограничивалась четверками - «лишь бы не приставали». На первом месте были кружки во Дворце пионеров (жила семья на ул. Софьи Перовской, ныне Малая Конюшенная, до угла Невского и Фонтанки было недалеко). В особенности нравилась ей химия. Кружок носил имя Н. Д. Зелинского, и ребята обратились к старому академику с письмом, он ответил очень добрыми словами.
Нина очень гордилась таким подарком - не какие-нибудь бабские штучки, а - рюкзак!
Позже организованный туризм был окончательно вытеснен самодеятельным. Самыми запоминающимися стали путешествия в Архангельскую область и на Соловки (1967) и особенно на Байкал (1977). Кстати, вспомнилось, как в первом из этих путешествий мы плыли на маленьком теплоходе по Вычегде, сидели на корме, глядели по сторонам и делились впечатлениями. Одновременно Нина вязала, кажется, очередной свитер - с незанятыми руками, «просто так», она сидеть не умела (это подчас раздражало некоторых ее приятельниц, заходивших к ней поболтать), - и какая-то попутчица с северным говором сочувственно сказала ей: «отдохнула бы ты, милая, ведь все время работаешь».
Вскоре Нина нашла дополнительную отдушину: Осенью 1982 года мы купили садовый участок вблизи Выборга за 4500 рублей. Тогда это были большие деньги (я получал в месяц 300 рублей, Нина несколько больше, потому что ее институт котировался выше), чтобы собрать такую сумму, мы влезли в долги - в первый и последний раз в жизни - и заложили в ломбарде все наши ценности. С этими 4500 рублями в сумочке - никогда такой суммы у нас в руках не бывало! - Нина бесстрашно поехала одна в Выборг (а я пас ребенка) и обменяла эти деньги на Книжку садовода и прочие необходимые бумаги на владение участком и домиком на нем - «сделалась помещицей», как она шутила.
В нашу дачу она вкладывала много сил и выдумки, штудировала соответствующую литературу, искала подходящие сорта растений и постепенно переделала участок из «товарного» (прежние хозяева ориентировались на выращивание и продажу клубники) в подсобное хозяйство для нас самих. Эта чисто продуктовая сторона дела становилась все более важной по мере ухудшения снабжения в СССР; хотя Ленинград оставался на привилегированном положении, купить мясо, молоко или сметану, не говоря об овощах и фруктах, превратилось в проблему, а нам надо было кормить подрастающего ребенка. И здесь наш участок был важным подспорьем. Нина много экспериментировала и с новыми сортами и с вариантами приготовления пищи. В частности, именно она ввела культуру цуккини в наше садоводство - заказав вначале на какой-то южной селекционной станции 4 семечка (очень дорого, потому так мало), она вырастила свои первые цуккини и потом уже раздаривала семена всем желающим. Понимая, что с годами сил на сельское хозяйство будет меньше, она стала готовить переход на многолетние растения, заботливо отыскивала разные саженцы кустов и деревьев, а также лечебных растений (бадан, золотой корень). В третье (?) наше лето мы посадили яблоню, она росла медленно, и Нина была очень рада увидеть свой первый урожай яблок, кажется, в 2002-м году.
Она была творческим человеком по своей природе, и это проявлялось во всем, чем бы она ни занималась - и в ее профессиональной работе, и в быту - так, она очень изобретательно готовила еду, придумывала, как обустроить жилище и в городе и на даче. С покупкой садового участка, как сказано, для нее открылась еще одна область для творчества - земледелие.
Два страха давили Нину - страх за ребенка и страх не успеть его вырастить, уже тогда начались проблемы с сердцем. Надо признать, что сидевший в подсознании страх за ребенка имел основания: активный мальчишка часто их поддерживал. Особо серьезными стали «подвывих шейного позвонка» при падении с высоты летом 1984-го - тогда он лежал в больнице в Выборге, к счастью, недолго - и «чрезмыщелковый перелом левой плечевой кости со смещением» - несчастье на карусели в детском саду в январе 1985-го; руку ему спас Николай Федорович Сысса в больнице им. Ленина.
В 1990(?) сыну купили импортный (из ГДР) микроскоп - обо всем мама думала!
Другой страх - не успеть вырастить - тоже, к сожалению, был обоснованным. Проблемы со здоровьем у Нины были давно, отчасти она их преодолела благодаря спорту (она с благодарностью вспоминала Трубач в этой связи), но всю вторую половину 80-х годов они нарастали, как по крови (чрезмерно низкий гемоглобин), так и по сердцу. Нина не щадила себя на даче, но особенно много добавили служебные неприятности. Ей навязывали систему химического энергообеспечения для военных судов, которая включала в себя получение водорода через боргидриды и потому давала вредные выделения. Нину особенно возмущал аргумент, что матросы ведь не члены профсоюза. Два месяца она сопротивлялась, ничего не подписала, но кончилось инфарктом и инсультом одновременно, ее увезли на «скорой помощи» 9-го ноября 1990-го без большой надежды спасти. И не спасли бы, если бы не ее воля к выздоровлению: она считала, что не имеет права оставить десятилетнего сына сиротой. С невероятным упорством, в непрерывных упражнениях, восстанавливала она утраченные простейшие способности - говорить, считать, писать, потом вязать, еще позже, уже дома, играть на пианино. (Пианино мы купили в 1985, чтобы учить ребенка и одновременно тренировать сломанную руку).
Во многих отношениях Нина была необычным человеком, ее часто считали «странной». Так, она была экстрасенсом, видела ауру людей, в разговоре нередко реагировала не на слова, а на мысли и чувства собеседника; могла читать на лбу человека его судьбу (но редко этим пользовалась; как-то она сказала: «раньше я удивлялась, как это люди не стесняются показывать свой лоб ? там же все написано!» ). Она обладала даром прямого, непосредственного восприятия («я импрессионист», говорила она о себе; действительно, она верила первому впечатлению от человека, и я не знаю случаев, чтобы она ошиблась [Кстати, впервые увидев Путина в телевизоре в 1999 или, самое позднее, в 2000 году, она сказала: «Это страшный человек»]).
Из-за своей сверхчувствительности она бывала подчас вспыльчива и раздражительна, не раз шла на ненужное обострение конфликта и/или отношений, что не приносило ей ничего, кроме неприятностей.
Все же она честно старалась «быть как все», однако, ей это плохо удавалось: слишком уж нестандартным человеком она была.
Ее реакции на медикаменты резко отклонялись от среднестатистических - причина многочисленных проблем с медициной.
Так же, как она была крайне чистоплотна в прямом смысле, она была необычайно щепетильна в человеческих отношениях. Для нее было просто невозможно говорить о личных делах третьих лиц. Подруги делились с ней своими секретами, зная, что она никогда никому их не выдаст.
На эмиграцию в Германию она согласилась неохотно, ради семьи, в особенности, ради сына, впрочем, разгон Белого дома в октябре 1993 сильно помог преодолеть колебания. Я поехал вперед, в сентябре 1993, чтобы как-то «проложить лыжню», Нина оставалась с Даниилом до января 1994 (прибыть к совместной встрече Нового года не получилось). Несмотря на все стрессы, она с жадным интересом стала знакомиться с новым для нее миром - и в первые же месяцы увидела множество связей между культурами России и Германии.
В Германию она привезла тяжелые проблемы со здоровьем; потом она признавалась, что в последние дни перед отлетом и во Франкфуртском аэропорту ее основная мысль была - успеть довезти Даньку и сдать его мне. Ее мучила «абсолютная аритмия», и она была убеждена, что не выжила бы в 1994-м, если бы не помощь Dr. Rainer Bodem (ныне, к сожалению, уже покойного, Нина была очень расстроена увидев в газете объявление об его смерти). Все же постепенно здоровье удалось в некоторой степени стабилизировать (от «очень плохо» до «плохо», а временами - до «удовлетворительно»), она не раз говорила, что в России она бы не выжила.
Попытки найти систематическую работу по специальности уже в тогдашних (1994-95) условиях оказались безнадежными, но Нина просто не могла оставаться без дела. Она очень рассчитывала реализовать свое интересное изобретение - водоактивируемый электрохимический источник тока нового типа - и мы положили много усилий на эти попытки. В 1995 году была подана заявка на патент. Двухлетние переговоры с Израилем, где разные фирмы обещали купить и реализовать это изобретение - уже предполагалось, что Нина туда на время поедет для этой работы, - закончились разочарованием. В Германии Фраунгоферское общество отказалось поддержать реализацию изобретения, единственное ведомство, которое могло бы им серьезно заинтересоваться, - военное министерство. Но Нина поостереглась с ним связываться - ей хватило контактов с военными в России. Патент на ее источник тока был выдан, и Нина была этому рада, но «внедрить», как говорили в Советском Союзе, это изобретение не удалось; knowhowНина унесла с собой.
Тем активнее занималась Нина тем, что могло бы способствовать укреплению связей между культурами двух стран. Область, которую Нина открыла и долго в ней работала - научно-техническая эмиграция из России в Германию в 20-м веке. Первоначально мы надеялись на поддержку одного из фондов - у нас не было денег на поездки по крупным городам для архивных поисков, - но и эти надежды не сбылись. Пришлось ограничиться работой с литературой, и это позволило собрать обширные материалы.
Толчком к еще одной области деятельности послужили контакты с возникшим в Heidelberg'e клубом "NeueZeiten". Первоначально казалось - да так оно и было - что работа здесь будет в помощь русскоязычным иммигрантам, и в 90-х годах сотрудничество с клубом шло на лад. Так возникли по заказу Владимира Искина (председателя клуба) первые Нинины брошюры - немецко-русские словарики для школьников по химии, физике и математике. Потом она была ими недовольна - но это стало началом. Вскоре Нина по своей инициативе составила немецко-русский словарь-лексикон по музыке, несколько позже - пособие по написанию школьных сочинений, которое тоже включало в себя словари-лексиконы о понятиях немецкого языка. Эти работы были опубликованы в виде брошюр клуба "NeueZeiten". Позже стало ясно, что из-за отсутствия рекламы эти брошюры почти не находят читателей, а сам клуб переориентируется на предпринимательство. Поэтому последующие работы - сначала «Школьный предмет религия», потом «Молодежный язык Германии» и «Как писать научные и прикладные тексты» Нина составляла, уже не связывая себя объемом клубной брошюры. Все они были приняты Максимом Мошковым в его электронную библиотеку. Затем они были установлены также на нашем сайте - именно Нина выдвинула и продавила через своих несколько пассивных мужчин идею создать собственную интернет-страницу - и далее переняты многими электронными библиотеками России. Это Нину очень радовало, она часто повторяла: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется» и интересовалась числом посещений нашего сайта и наших работ в библиотеке Мошкова.
Пока позволяло здоровье, мы предпринимали небольшие - трехдневные - путешествия. Так, благодаря помощи друзей удалось участвовать в «Studienreisen», как это здесь называют, в Бонн (и даже присутствовали на заседании Бундестага) и в Берлин; самостоятельно мы побывали в Париже и в Праге. Главным туристским событием - и это чудо, что это удалось, так считала Нина,- стала неделя в Исландии в августе 2007-го: об Исландии она мечтала с юных лет.
Последние 15 месяцев ее жизни прошли под знаком смертельной болезни - лейкемии, о чем мы сначала даже не знали. Это было очень тяжелое время, достаточно сказать, что Нина честно боролась до конца. Последней ее большой радостью была вылазка втроем 18-го августа 2009 в китайский ресторан - узнать, что же такое «утка по-пекински» (она же интересовалась китайским языком и китайской культурой в течение последних лет). На другой день Нина попрощалась с сыном - была рада, что смогла сделать это стоя. Она была мужественным человеком и героически преодолевала свою слабость. Лишь последние 48 часов она лежала.
Теперь ей снова легко.